— Да, действительно, — с улыбкой согласилась Анджела. — Но если внимательно прочитать всю Книгу Исхода, можно обнаружить более шестисот заповедей, включая и такие перлы, как «Ворожеи не оставляй в живых» или «Пришельца не притесняй и не угнетай его».
— А в какое время жил Моисей, если допустить, что он реально существовавший исторический персонаж?
— Ну, как обычно в таких случаях, ответ зависит от того, какими источниками пользоваться. Согласно Талмуду, Моисей родился около 1400 года до нашей эры у еврейки по имени Йохевед. Когда правивший в то время в Египте фараон приказал убивать всех новорожденных еврейских младенцев мужского пола, мать положила ребенка в корзину из тростника и пустила плыть по Нилу. Из реки его выловили члены семьи фараона, сжалились над младенцем и усыновили его. Так гласит всем нам знакомая история. Причем она практически в точности повторяет историю царя Саргона, правившего Аккадом в двадцать четвертом столетии до нашей эры. Только плыл младенец Саргон по Евфрату.
Вообще, жизнь Моисея окружает множество легенд и мифов, известных в разных интерпретациях, но для большинства христиан и иудеев он является тем самым человеком, который освободил сынов Израилевых из египетского плена и привел их в Землю обетованную, то есть в нынешний Израиль. Что весьма интересно, это то, как часто встречается упоминание о Моисее в ключевых книгах различных мировых религий. Скажем, в иудаизме он появляется в огромном числе апокрифических историй, равно как в Мишне и Талмуде. В христианской Библии Моисей встречается и в Ветхом, и в Новом Завете. Множество раз он упоминается и в Коране. Мормоны включили Книгу Моисея (предполагается, что она была написана самим древним пророком) в число своих священных писаний. Или вот менее серьезный пример. Основатель сайентологии Рон Хаббард утверждал, что Моисею принадлежал пистолет-дезинтегратор, который помог изгнать вторгшихся в Египет пришельцев.
Бронсон озадаченно помотал головой:
— Я чего-то не понимаю. Так, по-твоему, Моисей существовал или нет? И если его на самом деле не было, то как тогда может существовать его Завет?
— Никто толком не знает, жил ли в самом деле Моисей как человек из плоти и крови, — ответила Анджела. — Однако оспорить исторический факт существования Завета будет довольно трудно, просто потому, что существует слишком много относящихся к тому времени упоминаний о Ковчеге — позолоченном ларце, в котором хранился Завет. Для евреев Ковчег имел особое значение, они носили в нем что-то, имеющее огромную важность для их религии.
Анджела глянула на часы и встала.
— Нам пора идти на встречу с Йосефом. — Она помолчала и добавила: — Послушай, Крис, мы не говорим ни слова о глиняных табличках и тем более о Завете Моисея. Вообще, давай говорить в основном буду я.
56
Отель, в который они переехали, располагался в районе Намаль Тель-Авив, в северной части города рядом с портом, в лабиринте улочек с односторонним движением. В то же время совсем недалеко проходила Роках-авеню, по которой, как надеялся Бронсон, они в случае острой необходимости смогут быстро убраться из города. С Йосефом Бен Халеви Анджела договорилась о встрече в баре рядом с улицей Жаботинского, [25] неподалеку от Парка Независимости и пляжа «Хилтон».
Стоял довольно прохладный вечер. Идти до места встречи было недалеко, но Бронсон решил отправиться кружным путем — просто чтобы успокоиться и убедиться, что за ними никто не следит. Так что, вместо того чтобы идти прямо по улице Хайярк или Бен Иегуда, Бронсон и Анджела двинулись по пешеходной улице Хавакук мимо пляжа «Шератон», а потом срезали путь прямо через отель «Хилтон».
Вечерний Тель-Авив гудел. Элегантно одетые парочки прогуливались по берегу темно-синего Средиземного моря, а вдали солнце закатывалось за горизонт, образуя на темнеющем небе сложную палитру красок: красный, синий и желтый цвета смешались в хаотическом беспорядке. Но стоило Бронсону и Анджеле углубиться в путаницу узеньких улочек к востоку от Парка Независимости, большинство из которых были названы в честь крупных городов, таких как Базель, Франкфурт, Прага, как окружающая картина изменилась. Отели уступили место выкрашенным в белый цвет невысоким, четырех- и пятиэтажным многоквартирным домам; стены их были увешаны кондиционерами, на первых этажах расположились многочисленные бары и магазинчики с затейливыми непонятными вывесками на иврите. Каждый свободный квадратный метр проезжей части был заставлен машинами; те водители, которые припозднились, вынуждены были с грустными лицами прокладывать дорогу своим автомобилям через нескончаемую толпу пешеходов в поисках незанятого места для парковки.
— Нам сюда. — Бронсон взял Анджелу под руку, и они перешли на противоположную сторону улицы к бару. За всю дорогу никто не проявил ни малейшего интереса к их скромным персонам.
Бронсон почему-то был уверен, что Йосеф Бен Халеви окажется почтенным седовласым профессором, сутулящимся при ходьбе и, вероятно, давно разменявшим седьмой десяток. Однако, когда они с Анджелой вошли в небольшой тихий и уютный бар, навстречу им поднялся человек, не имеющий ничего общего с нарисованным в воображении Бронсона портретом. Бен Халеви оказалось около тридцати, он был высок, строен и красив, с копной роскошных курчавых черных волос; всем своим обликом он напоминал типичного байронического героя.
— Анджела. — Он радостно улыбнулся и обнажил безупречные белые зубы, которые прямо сверкали на фоне загорелого лица.
Бронсон моментально его возненавидел.
— Привет, Йосеф, — воскликнула Анджела, подставляя поочередно обе щеки для поцелуя. — Это Крис Бронсон, мой бывший муж. Крис, познакомься, это Йосеф Бен Халеви.
Они сели за столик, и Бен Халеви повернулся к Анджеле.
— Ты так загадочно выражалась по телефону, — сказал он. — Что ты все же делаешь в Израиле и как я могу тебе помочь?
— Все довольно сложно… — начала Анджела.
— А кто говорил, что будет легко? — прервал ее израильтянин и подарил еще одну ослепительную улыбку.
— Мы здесь на отдыхе, но меня попросили заодно провести изыскания касательно некоторых аспектов еврейской истории первого века нашей эры. Все дело в старинных надписях, которые обнаружились в Лондоне.
— Стало быть, отпуск, совмещенный с работой, так? — посмотрев на Бронсона, предположил Бен Халеви.
— Совершенно верно. Меня интересуют события, которые происходили в окрестностях Кумрана ближе к концу первого века нашей эры.
Йосеф Бен Халеви понимающе кивнул:
— Ессеи и сикарии. Я угадал? Ну и в придачу к ним, вероятно, римские легионы, а также императоры Нерон, Веспасиан и Тит.
Бронсон вынужден был про себя признать, что израильтянин хорошо разбирается в интересующем их предмете. Также он мысленно похвалил Анджелу, что она выбрала для встречи такое спокойное местечко. В баре сидели всего несколько человек, так что они могли свободно беседовать за своим угловым столиком, не опасаясь, что кто-нибудь подслушает их разговор.
Анджела кивнула:
— И кое-что поставило меня в тупик. Вот, например, слово «Геди». Похоже, это имя собственное или же часть такового. Тебе оно ничего не говорит?
— Говорит. Многое, как ты понимаешь, зависит от контекста, но наиболее очевидный вариант, что это часть названия Эйн-Геди. Если так, то ниточка, возможно, ведет к сикариям. А где ты наткнулась на это слово?
— Ну, оно встретилось в обнаруженной нами надписи, — спокойно объяснила Анджела.
— Значит, Эйн-Геди. Это очень плодородный оазис, лежащий к западу от Мертвого моря, которое в древности называли Асфальтовым озером. Он находится недалеко и от Кумрана, и от Масады.
— Всего лишь оазис? — спросил Бронсон. — Как-то не впечатляет.
— Это не только оазис, — объяснил Бен Халеви. — Название множество раз упоминается в Библии, в особенности в Паралипоменоне, Книге пророка Иезекииля и Книге пророка Исайи. Возможно, что мы встречаемся с ним и в Песни Соломона: в ней в одной строфе есть слово «Энгадди», и наиболее вероятно, что оно означает Эйн-Геди. И царь Давид якобы спрятался там от преследования Саула. В общем, на протяжении весьма длительного периода еврейской истории это было действительно важное место.
25
Владимир (Зеев) Жаботинский поэт и писатель, фельетонист и журналист, один из вождей еврейского народа XX века, руководителей сионистского движения. Родился в Одессе. Улица, носящая имя Жаботинского, есть во всех городах Израиля.